…отрывки из памяти, память в отрывках…

эссе вышло в журнале "Literarus" Литературное слово,
Финляндия, 1 (54), 2017.

Память миграции — миграция памяти

...мы уезжали с намерением уехать навсегда,
в глубине души надеясь вернуться...

"На собственную жизнь иногда полезно бывает взглянуть глазами археолога, просмотреть ее по слоям. И удивительно, как иногда маленькие, совершенно незначительные события по мере их удаления оказываются важнейшими, поворотными точками..." Это цитата из книги Улицкой "Священный мусор". Такого "мусора" хватает у каждого из нас, прожившего достаточный отрезок жизни, позволящий взглянуть в далекое позавчера. Особенно касается это нас, эмигрировавших... Впрочем, оставшиеся в России, ведь тоже эмигранты. Не в географическом плане, а в социально-моральном - ведь они, не перемещаясь в пространстве, переместились все же в совсем другое измерение, страна стала другой... Всем нам, есть что рассмотреть в своем прошлом. В прошлом, которое нынче кажется сном. Пора "собирать камни", вытаскивая их из "мусора" воспоминаний.

****

Некоторым жить просто. Они знают истину первой инстанции. Им было плохо, взяли и переехали. Оттуда - сюда. Но оказалось, что и тут не лучше. И они опять едут, теперь уже отсюда туда. И виноватых им найти легко. Все вокруг виноваты. И смотрят на них не таким взглядом, и не любят их все, и даже прямо-таки ненавидят. Это в смысле тут. А там, на Родине не так. Там по другому. Зачем уезжали-то? Ах, зарплату не платили, кушать нечего было... по простоте душевной думали, что переехав, полный холодильник набьют, в квартиру светлую и чистую въедут и что самое главное, их тут все любить будут... ан нет. Холодильник набили, но не любят их тут, обижают и унижают. И возвращаются они назад. Туда-сюда-обратно. Одни в поисках колбасы. Другие... в надежде найти смысл жизни. Так где же лучше? Зачем болтаемся по миру? Чего ищем? Чего ждём? Обманываться рады... хоть это, как известно, труд и стыд напрасный...

Так тут или там? Тошнит от этого вопроса. Просто воротит. Мутит. И выворчаивает наизнанку. Мне-то ясно. Что говорить? А подруга, живущая двадцать лет в Штатах, опять и опять спрашивает: «А что в России теперь авакадо продают? И папаю?» Да какая разница! Если даже и продают. Вернее, продают. Не в авокадо же дело. И тем более не в папая.

- Ну, посмотрим, как живут эмигранты... – говорит приехавшая из России Ирка, зайдя в мою небольшую квартирку. Взгляд прыгает с дивана на стол, с кресла на телевизор. Оценивает. Щёлкает счётчик, подбивая цену российского эмигранта среднего засола. Прослеживается внутренняя борьба. Нет, решено явно не в мою пользу. Да, что там говорить... У Ирки всё лучше. А в России вообще сейчас всё есть.

Ирка плюхается на диван и достаёт сигарету. Ей хочется обсудить «ху ист ху». Любимая тема последнего десятилетия. Как же... Кто-то остался в стране и грёб дерьмо, пытаясь вылезти на поверхность российской капиталистической действительности, а кто-то свалил, но, как оказалось, и за кардоном не влился в обеспеченный ритм среднего бюргера, а грёб всё тоже дерьмо, ну разве что импортое. Теперь все всё разгребли. Сели в машины. Завели пальмы в квартирах. Купили очки от Версаче. И плазменные телевизоры. У всех компьютеры и интернет. И поездками по миру никого не удивить. Что же..

Пора собирать камни. Подводить итоги. Выходите к доске, господа хорошие. Отвечайте.

****

"В мире нет такой, Родины другой..." - слова из песни, врезавшиеся в память и всплывающие даже в бессознательном состоянии. Гордо чеканила я эти куплеты, маршируя строем с одноклассниками на школьном дворе. И, конечно, была уверена, что так оно и есть. И нет лучшей в мире Родины, чем моя. В песне шла речь о Родине-стране, о России с ее полями и белыми березками. Она так прекрасна, огромна и сильна. Лучшая в мире.

Став взрослой и окончив университет, я продолжала так считать. Хотя был прочитан Солженицын. Мысли о репрессиях наводняли душу ужасом и поднимали волну бессильного возмущения. Судьба собственной семьи виделась в ином ключе, чем раньше - не такой уж благополучной и радостной... Я уже знала, что до революции мои предки-казаки, еще при Екатерине получив за заслуги перед Отечеством земли на Дону, построили дом... А после революции и землю, и дом бросили, чтобы не быть сосланными, высланными. Чтобы не отправили в Сибирь в теплушках... Знаю и о том, что моих предков-казаков, верой и правдой служивших Родине, запретили, как класс. Вырвали с корнем. И память вытравить пытались. У бабушки осталась фотография. На ней она еще ребенком, лет пяти. В белом кружевном платье. Ее за руку держит мама, в широкополой шляпе. Настоящая леди.
- Где это платьице? - спрашивала я бабушку.
- Все оставили там... все... - каждый раз вздыхала бабушка, отвечая на мой вопрос.
Оставили, бросили, ушли ни с чем... только чтобы спастись.
ТАМ - это в той жизни. В прошлой. До революции.

В Ростове поселились в квартире. В квартире, в которой раньше, до революции, была конюшня. В квартире, в которой позже родилась моя мама, и в которой родилась и я, и в которой моя семья прожила почти до конца 20-го века. В квартире, в которой не было ни воды, ни газа. В квартире, в которой топили печку углем. А за водой ходили с ведрами в соседний двор. Ну и что? Все равно... "в мире нет другой, Родины такой..."

Я уже все знаю. И кое-что понимаю. Но я молода и полна надежд. Другой Родины нет. И жить мне в этой. Которая лучше всех... Но опыт, мой личный опыт, расставляет все по местам. Кругом блат. Нужно пробиваться. Ни твои знания, ни твои дипломы, ни твои мысли никого особенно не интересуют. Интересует знакомство и связи. Звонки наверх. Просьбы. Угодничество за место под солнцем. Нашего с мамой блата хватает только на скромное место методиста во Дворце Пионеров. Восемь часов работы. Вернее, восемь часов просиживания в затхлом кабинете. Плюс двухмесячный отпуск летом. Плюс надбавки за стаж. За пять отсиженых на драном стуле лет пять рублей в месяц. И за это место пришлось поднапрячься. Походить, попросить, заверить. И, конечно, поднести... подарки. Тошно. Все вокруг народное, все вокруг мое... И вместе с тем, все ничье. А чье? Стараюсь не задумываться. Прячу голову в песок незнания. Горе от ума. И так слишком много лезет в голову, мешая жить...

Мне двадцать три. Сижу в кабинете. Делаю вид, что работаю. Загаженое окно, через которое почти не видно солнца, никто не моет. Оно ничье. И не мое. Никому нет до него дела. Только раз в году заставляем себя протереть его старыми газетами... субботник. Тоска и безысходность захлестывает. День начинается с того, чтобы взять преграду в виде переполненного автобуса. Толпа врывается в металлический корпус, заполняя его собой...
- Ну, вы что там, давай, поддай... - мотивируют счастливчиков те, кто цепляется за двери, которые уже подергиваются, норовя закрыться. Но куда там... их крепко держат несколько рук висящих в воздухе извивающихся тел, животом напирающих тех, кто впереди. - Давай, какого...
В девять надо пересечь вход. Опаздать нельзя. На входе дежурный с секундомером.
- Успела... Поздравляю. Опять минута в минуту... - констатируют мне в спину.

Выдыхая, поднимаюсь к себе. Можно расслабиться. Мелкие склоки. Сплетни. Кофе. Кипятильник фырчит, разбрызгивая капли кипятка. Красим ногти. Опять сплетни. Полная пустота. Полное отупение. Горн на стене. Давно не чищен. Барабан и вовсе с порванным пластиком. Кто-то не выдержал безделья и устроил погром. Бил палочками пока не пробил дырки. Испорченный барабан засунули на шкаф. Могут проверить и... Опять сплетни. Кофе. Пустота...
- А где Эллочка? на ее столе очки и тетрадь открытая... Она тут? я не видела ее с утра...
- Тише-тише, она ушла домой... - Эллочка живет за углом. В девять прибежала, отметилась и ушла. - Не ищи ее... Приготовит обед дочери и прибежит.
Хочется завыть от бесполезности и бессмысленности. А может родить? Вот в чем смысл... В ребенке. И я рожаю его. Вернее, ее. Счастье нельзя купить. Счастье можно родить. Отличная мысль. Я счастлива. Но что дальше? Что я дам ей, когда она вырастет? Будет ли счастлива от тех песен, что пела я?

В восемьдесят втором умер Брежнев. Через пару лет застой сменился перестройкой. Страну затрясло от перемен. Перемен, провозглашаемых с экрана. Но не особо касающихся нас, обывателей. Что-то, конечно, происходило. Но что? Возможно, происходящее заметили москвичи. А мы... мы по-прежнему бежали за автобусом, боясь опоздать на работу.

Потом случается Карабах. Что-то там где-то в далекой республике происходит... В телевизионных программах информация "бегущей строкой". Как всегда, ничего не ясно. Интернета нет. Что там в Карабахе мы толком не понимаем. Карабах... звучит пугающе. Мы и не знаем, чего там решили делить местные. Но там разгорелся конфликт. Так сказали по телевизору. Мужчин в Ростове останавливают на улице и отвозят в военнкоматы. Муж не пришел домой после работы.
- Не волнуйся, меня тут... отправляют на войну.
- Ничего себе! Какая война? Ужин стынет. Шутишь?
- Нет... - по голосу понимаю, он трезвый.
- Куда принести... еды? денег? я сейчас... - чувствую, что сейчас упаду.
- Ничего не надо, да и не успеешь...
Гудки в трубке. И я вою, как женщины которых видела в фильмах про войну.
Через три дня мужа вернули. Вверху передумали. Или слишком многих забрали - перевыполнили план по набору. Лишних отпустили. Не важно. Мой же дома.

Жизнь сходит с ума все быстрее. Работы нет. Дворец Пионеров перестраивается... вернее подстраивается под современные реалии - открывает на своей территории киоски. Сотрудницы мотаются в Турцию и привозят товар. На себе. Даже люстрами как-то умудряются обвязаться. Мне не улыбается быть "челночником", боязно. И торговать стыдно. И я шью. Шью кроссовки. Заказчик привозит клеенку и разрезаные куски заготовок. А я должна сшить из них ботинки. Пробить это все может только "Зингер". Достаю старую машинку, ремонтирую и шью. Доцент философии. В смысле я. Шью кроссовки на дому. Потом мешки для муки. И еще рисую чертежи выпускникам техникума связи. Рисую, а не черчу, потому что чертить не умею. Умею перерисовать. Печатаю дипломы студентам... В общем... Страна перестраивается из развитого социализма в недоразавитый капитализм.

Мозги начинают кипеть в попытке понять - что происходит в стране, и что происходит с нами. Кто виноват? - об этом думать некогда и нет смысла. Надо решать "что делать?" Нет, не со страной, куда мне об этом думать. Надо решать, что делать мне самой. Среди знакомых убыль. На некоторые звонки в ответ слышу незнакомые голоса: "Хозяева уехали, квартиру сдали..." Вокруг только и разговоров: куда ехать, как устроиться. Ворота из страны открыты. Железный занавес сорван. Лед тронулся, господа присяжные... Идите, летите, бегите... на все четыре стороны. Хотите "сладкой жизни"? - вперед и с песней. Уехать стало легко. Но кому мы нужны? Кто нас ждет? Да и будет ли побег из огня да в полымя решением проблемы?

Мы не знаем, что ждет нас в чужих странах. Пока не знаем... все еще не знаем... страны манят нас. Кажутся сладкими, как запретный плод... Там с неба падают апельсины, дорожки устланы лепестками роз, а доллары растут на деревьях. Мы помним Кота Базилио и Лису Алису. И верим, что такая страна есть. Верим в то, во что хочется верить. Мы устали. Устали от перемен в стране, от бестолковости, бесполезности, бесперспективности жизни. Нам хочется всего и сразу. По мановению "волшебной палочки" хотим попасть на "поле чудес". Но нет такой страны. Нет такого поля. Мы забываем, что история про Кота и Лису - сказка.

Кто-то сказал, что жизнь - театр. А кто-то, что жизнь - борьба. Оба правы. Жизнь это борьба на сцене. Все мы актеры грандиозной инсценировки. Если хочешь получить в этом спектакле главную роль, роль героя, а не жертвы, роль победителя, а не раздавленного ударами судьбы деприссанта, должен сильно постараться. И не важно, кто и где живет. Разница только в декорациях. Но мы тогда об этом не знаем. Мы надеемся, что там... за пограничным забором трава зеленее и клубника слаще.

*****

С чего начинается Родина? Как оказалось, у каждого свой ответ на этот вопрос. У меня тоже... Теперь я точно знаю, что это вовсе не белые березки, как считают многие. Ни матрешка с балалайкой. Ни самовар с пряниками. Это лубочные штампы. Глупости все это. Моя Родина это мишка с лаковым носом и пришитой пуговицей вместо оторванного глаза. Это куколка без руки, завернутая в тряпочку, оставшуюся у мамы после шитья, и спрятанная в недрах огромного стола, под который я могла зайти, не нагибаясь. Это шершавая ладонь бабушки, поправляющей мне прядь волос, выбившуюся из-под вязанной ею же зимней шапочки. И заштопанный шерстяной платок, тепло которого я ощущаю всю жизнь. Моя Родина это моя мама. Она, конечно же, самая добрая и самая красивая. Всегда улыбающаяся. Это новогодняя елка с покрашенными дедушкой разноцветными красками лампочками. Пусть краски было только две - желтая и красная. Гирлянда все равно была замечательной. Еще моя Родина это пирог. Пирог, который пекла бабушка. Запах сдобы ее пирогов никогда не спутаю ни с каким другим. И вареники с вишней, из которых течет красный сок по рукам, стоит только чуть откусить... Моя Родина это и Олька, моя верная подружка. Смешливая, задорная, с непослушным чубчиком, торчащим кверху, сколько ни приглаживай. Каждое утро она забегала за мной и ждала, пока я, вечно опаздывающая, собиралась... и ничего, что и ей доставалось "на орехи" от учительницы... она снова и снова ждала меня. И даже белое кружевное платьице моей бабушки, брошеное в суете революционного лихолетья в казачьем доме. Платье, которое я никогда не видела. Но я чувствовала его... каждой клеточкой своей памяти. Неосознанной. Но вместе с тем очень сознательной... ВСЕ это и есть моя Родина.

И никто это у меня не отнимет. И не заменит. Это все было и прошло. Со мной и с моими родными. Все это в памяти. И вне памяти. В ощущениях. Генетический код... Черно-белые кадры пережитого. Пятна, иногда полуразмытых воспоминаний. Полуистлевших запахов. Как хочется все это удержать. Не дать улетучиться в небытии бесконечности. Хотя бы пока я живу...

Белые березки растут повсюду. И в России, и в Германии, и в Канаде. Не в них дело. Родина это то, что внутри тебя. А это можно увезти с собой. Уехать и забрать. Поэтому мне больше не страшно. Моя Родина - мой мир, мой и ничей больше. Он во мне. Во мне всегда. Я знаю, нужно идти вперед. Не важно, если "вперед" получится в другой стране. Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше. Ну, что поделать? Бывает, что лучше не там, где ты родился. Не надо бояться двигаться. А Родина, моя Родина... она в моих мыслях и снах. Она всегда со мной...

****

В 1992 году, когда уезжала, казалось, прыгаю без парашюта. Оставляла в России дом, друзей, близких. Они еще не знали, что, оставшись, тоже будут прыгать... в полную неизвестность. Мы все оказались социальными эмигрантами. Всем пришлось задать вопросы: кому я нужен? что со мной происходит? куда двигаться?, да и что такое Родина... Всем пришлось искать ответы. Ответы нашлись позже. Пришлось прожить жизнь, чтобы "собрав камни", найти в них тот самый "мусор", ту точку невозврата, из которой складывается жизнь.

линк на оригинал:
https://docplayer.ru/44396740-Literarus-literaturnoe-slovo-1-54-2017-vesna.html