Свобода мысли и цензура слова

О цензуре в литературе. Кто вправе ограничивать полет фантазии творца?

Часть 1. Теоретическая.

На каждый разрешающий закон есть свой запрещающий параграф. Исключение. Уточнение. И всякие другие бюрократические закавыки.

Например, можно писать о чем угодно, но...
- детей надо защитить от вредоносной информации (узнают из книжки, откуда дети берутся, и начнут тренироваться)
- взрослых надо оградить от пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений (начитаются пакости и пойдут искать однополого партнёра)
- верующих тоже надо пожалеть, не оскорблять всякими атеистическими историями (начать надо с истории Пушкина про попа и работника его Балду)
- экстримизм, культ насилия, жестокости... само собойВсе, вроде, правильно, но если разобраться... Начнем с детей. Уже несколько лет по законодательству РФ требуется указывать в книгах возрастные ограничения. Это требование распространяется как на бумажные, так и на электронные книги. По закону "О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию" (ФЗ от 29.12.2010 №436-ФЗ) литературное произведение любого жанра в печатном и электронном варианте подлежит маркировке в соответствии с возрастными ограничениями — от 6, от 12, от 16 и от 18. Например, если есть упоминание о войне, но без кровавых подробностей, то такую книжку можно читать ребенку от 6 лет и старше. Но тут же возникает вопрос. А как быть с Красной шапочкой, которую съедает волк? Кровавые подробности налицо.

В книгах для детей старше 12 лет могут присутствовать сцены насилия или убийства, описания болезней, катастроф, но без подробностей. А в каких рамках описание убийства считается "подробностями"? Описание охоты приравнивается к насилию?

Для 12-тилетних потребление алкоголя, табака и наркотиков может присутствовать, но должно осуждаться. То есть курить можно, но надо обязательно добавить "курение вредит здоровью". Детя от 12-ти разрешается читать про обьятия и поцелуи, но без сексуальных подробностей. А с какого возраста можно читать историю про Ромео и Джульетту, героине которой  13-ть, но она, о ужас, не только целуется, но и занимается сексом с мальчиком. А в конце, как всем известно, они вообще убили себя. Не подаёт ли эта история дурной пример подросткам, которых мама не пускает на свидание?   Сколько же книг из классической литературы придётся запретить? Или отправить на полки для чтения тех, кому больше 18-ти? Но интересна ли таким будет история любви подростков? Вопросы нанизываются один на другой. Например, если в конце 16-го века история любви юных созданий не ограничивалась описанием встреч на балконе, то как быть с современными школьниками, чувства которых больше не сдерживает ни "комитет комсомола", ни "моральный кодекс строителя социализма"? Можно ли описывать совремнные страсти в полной объеме, или можно только намекать?   Но перейдём к следующему вопросу. И крайне важному. Могут ли авторы создавать сюжеты о том, что есть в жизни, но неприлично об этом писать? Например, описывать жизнь наркоманов. Допустим, в итоге все герои произведения в конце концов или умерли, или вылечились. То есть описание ужасов существования таких людей делается с осуждением. Но как описать этот ужас так, чтобы книгу не запретили, как "пропаганду …"? Или проблемы людей с нетрадиционной ориентацией. Есть люди, страдающие от своего не традиционного отношения к сексуальным отношениям? Есть, конечно. Но разве можно описать их проблемы, даже с ударением на осуждение, так, чтобы произведение не запретили, как "пропаганду..."? Где та тонкая грань между реализмом, происходящим в жизни и возможностью описать это так, чтобы... реализмом "не пахло"? А иначе... опять услышим: "нельзя".
Свобода слова. Есть ли она? И возможна ли свобода безграничная. Конечно, нет. Свобода имеет границы. Есть темы и в художественной литературе, и в изобразительном искусстве, которые переходят грань и превращаются из произведения искусства в ширпотреб и дешевый китч. Впрочем, определение книги/картины/фильма в разряд "графомании" или "порнографии" дело вкуса. Оба низкопробных по качеству творения опять-таки не имеют отношения к цензуре. Они имеют право на существование. Хотя возможно и стоит делать ограничения для доступа их на рынок. Думаю, для этого достаточны такие рычаги, как самоцензура, критические рецензии, общественное мнение, в конце концов. В любом случае, тут речь о качестве творений. Но вернемся о тематике.   Художник, писатель, творец призван в своих произведениях отображать картину мира. И это должны быть не только красивые картинки в виде спешащих на работу радостных мужчин, красивых женщин в фартучках хлопочущих на идеально чистой кухне, милых детишек — аккуратно причесанных и обязательно счастливых. Жизнь, увы, не такая. Перечисленное мы можем увидеть на рекламных плакатах, но никак не в произведениях авторов. Художники и писатели заняты тем, чтобы изобразить действительность причем во всех ее самых грязных проявлениях. Творец пишет (пером или кистью) о том, что наболело, о том, что его волнует, он хочет обратить внимание читателя/зрителя на существующие проблемы. Озвучить — значит их решить...

Всемирно известный Лев написал роман "Анна Каренина" о любви замужней дамы. Это был 1875 год. Разводы запрещены. Замуж выдают родители, подбирая достойного. Лейтмотив того времени - стерпится — слюбится... Молодые красотки вынуждены выходить замуж за престарелых кавалеров, не думая о любви. На эту тему написано и множество картин, таких, как "Неравный брак" Василия Пукирева. В картине выражена боль художника. Героиня картины — любимая девушка портретиста, которую выдают замуж за старика. Анну Керн (ту самую, про которую А.С. Пушкин написал: "Я помню чудное мгновение…"), родители выдали за генерала Ермолая Федоровича Керна, которому на тот момент было уже 52 года. Невесте — шестнадцать. Одни страдали, другие терпели, третьи, как Катерина в "Грозе" Островского, бросались с обрыва.

ЭТУ действительность и описывали Толстой, Островский и другие писатели. Анна Каренина посмела влюбиться. Не в старого мужа. А в молодого офицера. Измена. О, как можно? Тогда это было недопустимо и невозможно. Но писатель озвучивает проблему. Она уже готова разрешиться трагедией. Анна кончает жизнь самоубийством. Если мы сейчас сверим все это с методичками постановлений правительства о допустимости (или не допустимости) того или иного в описании... то, в пору запретить все, что написано и нарисовано за всю историю человечества. Как можно писать о браке шестнадцатилетней Керн? Это же пропаганда педофилии! Роман "Анна Каренина" тоже надо запретить. Он пропагандирует измену. Такое бесстыдство. А уж самойубийство... Зачем писать об этом? О "Лолите" и вовсе говорить не приходится. Произведение о душевных муках педофила признаны классикой литературы. Ау, цензоры?   ЧАСТЬ 2. Практическая "Рукописи не горят". Книги, увы, горят. Книга и рукопись... - воплощение бытия и сознания. Физическая величина (которую можно потрогать руками, полистать и... сжечь) и духовная составляющая (то, что создано замыслом творца и неистребимо). Физическое тело можно уничтожить. Духовное... нет. У мысли есть свобода. У слова бывает цензура. Даже если по закону её нет.

Примером уничтожения книг являют собой массовые сожжения на площадях Рейха в 30-ые. Но есть и более свежий пример (кто бы мог представить!) - сожжение тиража сборника новелл "Я в Лиссабоне. Не одна" (изд. Аст/Астрель, 2014, ред. Н.Рубанова). Почему сожгли, чем книга провинилась? Ответ прост. Цензура. Которой как бы нет. Но есть те самые ограничения и оговорки. Есть рамки, границы, флажки, очерчивающие площадку для творческой мысли, заходить за которые нельзя (шаг в сторону... и тебя могут "кастрировать", запретить, сжечь в конце концов). Особенно болезненны эти ограничения для тех, кто пишет любовные романы, эротику, в которых обойтись без описания интимной стороны жизни просто невозможно.   Что именно стало пунктом преткновения для цензора книги "Я в Лиссабоне. Не одна"? Проверяющему не понравился рассказ, где один андроид имеет отношение с другим андроидом. "Рассказ "Джеймс" представляет собой попытку заглянуть в душу Существа, получившего человеческого тела, и как бы заново  и впервые его обретающего", - так почувствовал суть рассказа доктор философских наук Константин Кедров. Но цензор увидел в рассказе совсем другое. Как говорится, каждый видит в меру своей распущенности. Философ увидел в рассказе поиск души, цензор — распространение порнографии и гомопропаганду.   То, что было запретным для российской цензуры, оказалось возможным для западной. Рукопись (которая сохранилась) сборника "Я в Лиссабоне. Не одна" была переиздана в Канаде (издатель Алекс Минц), и обрела второе рождение. И уже в новом исполнении сборник признан лучшей книгой 2020-го года по версии "Ex Libris" (НГ) в номинации "ПРОЗА". Те, кто присуждали премию, оказались людьми умеющими понимать литературу, а не чиновниками от литературы с испорченными взглядами на жизнь.

Как у автора подобной прозы и участника вышеназванного сборника, у меня были другие произведения, которые хотелось издать. Первой пробой был роман "Кама с утрА", вышедший в 2015 году. Издала я его в только что появившемся тогда издательстве Ридеро. Никакой цензуры. Никаких запретов. Книга вышла и выставлена на основных он-лайн площадках для продажи. Ободренная, я решила опубликовать вторую книгу подобной тематики, которая включает в себя три мини-романа под общим названием "Больше чем секс". Эти книги - жизненные истории, центром которых является сексуальная жизнь. Но секс в моих рассказах не главный герой, не описание акта ради возбуждения эротических фантазий. Сексуальные отношения помогают раскрыть внутренний мир человека. Как написал один из читателей в комментариях к роману "Кама с утрА", "в книге показаны взаимосвязи детских психологических травм и их влияние на характер, и в итоге на всю дальнейшую судьбу. Фрейд в названии упомянут не зря..."

При попытке опубликовать роман "Больше чем секс" цензура ворвалась в творческий процесс практически в первые же моменты работы над книгой. Рукопись создана. Требовалось воплотить  ее в жизнь в виде физической субстанции — в книге.

Театр начинается с вешалки, книга - с обложки. Считая книгу "Больше чем секс" второй из серии по теме "Картинки к Фрейду", я решила и обложку сделать схожей с той, что была у "Камы с утрА". На первой обложке запечатлена картина художника Кристоффера Вильхельма Эккерсберга (1783-1853) "Женщина перед зеркалом". Перед зрителями голая спина и отражение лица и груди в зеркале. Для книги "Больше чем секс" нашлась репродукция аналогичной тематики — тоже женщина перед зеркалом, тоже видна спина и её отражение. Картина написана австрийским художником Антоном Эйнслей  (Anton Ainslie, 1801-1871). Этой картине указали "на дверь", потому что в зеркале, хоть и в размытом виде, проглядывают соски. Справедливости ради надо сказать, убрать соски было требованием не издательства, а сайтов продающих книгу. Оказалось, что с неприкрытыми сосками на обложке... книгу не возьмут на продажу многие он-лайн магазины (в частности, AliExpress). И продающаяся там до этого "Кама с утрА" была снята с продажи.

С каких пор обнаженные тела в классическом искусстве стали считаться неприемлемыми для потребителя? В таком случае надо запретить все музеи, там в огромном количестве выставлены голые Венеры и не прикрытые даже фиговом листочком Евы, не говоря уже об Амурах и Аполлонах с подробным обозрением гениталий. Смирившись с действительностью, я согласилась прикрыть грудь женщины с помощью фотошопа (да простит меня господин Эккерсберг). Но скажите, неужели спустя сто лет, мы стали более пуританскими, чем это было в 19-ом веке? Может лозунг "у нас нет секса", который царил во времена развитого социализма в СССР, теперь распространяется и во всем мире? Но нет... по статистике скандальная эротическая книга "50 оттенков серого" считается самой покупаемой в Англии в последние годы. Люди хотят секса. Хотят им заниматься. Хотят об этом читать. Хотят читать романтические книги о любви, смотреть замечательные фильмы с эротическими сценами, видеть обнаженных людей на картинах... Вернемся к книге "Больше чем секс". Соски на картине художника 19-го века были тщательно вымараны, казалось бы можно вздохнуть. Но пришло сообщение, что книгу отправили на модерацию. Что это? Это как раз оно... проверка книги на допустимость к продаже. И мне присылают следующее: "Отредактируйте эпизоды, содержащие детскую порнографию". Далее отрывок, который по мнению проверяющего является эпизодом "детской порнографии":

"Ты была девушкой? — удивленно бубнил хриплый голос в темноте. Это был озабоченный, удивленный, пораженный голос протрезвевшего парня.

Мне почти восемнадцать. И девушка… Даже тогда это было странным".
И пояснение модератора:  "Всем участникам сцен сексуального характера должно быть не менее 18 лет. Измените возраст персонажей на 18 лет и старше, чтобы книга соответствовала требованиям российского законодательства".   Надеюсь, по фразе вырванной из контекста, все же понятно, что речь идет о первом сексуальном опыте девушки. Рассказ называется "Откровения сорокалетней или по волнам моей сексуальности". История женщины, в которой героиня как раз была воспитана в пуританских традициях норм советской морали, долго не решалась даже на поцелуй и, когда, наконец, случился с ней первый сексуальный опыт, ей было почти 18 лет. И ЭТО модераторы посчитали эпизодом "детской порнографии". Я послушно изменила "почти восемнадцать" на "едва восемнадцать" и вопрос был решён. То есть если героиня потеряла невинность на месяц позже, после того, как отметила день рождения, эта сцена уже не является ни порнографией, ни детской. К счастью на этом "модерация" закончилась. Всё описанное я свожу к теме психологического состояния героев, цензоры, тем не менее, вряд ли смогли бы докопаться до этой глубины замысла и должны были увидеть лишь "пропаганду развратной жизни". И опять... свобода мысли претерпела бы цензуру в своём словесном обличии. Но модерация почему-то ограничилась исправлением возраста героини в одном эпизоде и... книга "Больше чем секс" появилась на прилавках он-лайн магазинов. Однако AliExpress не взял на продажу ни эту книгу, ни роман "Кама с утрА", хотя соски на обложках и были прикрыты.

Невозможно пригладить жизнь в произведнии так, чтобы в нем не было преступления (это же пособие для преступников!), чтобы не было производственных конфликтов (все на службе должны быть честными), нельзя изображать коррумпированного чиновника (нет у нас таких) и, тем более, нельзя описывать ничего из того, что бывает во многих семьях (насилие, избиение, наказания). Одни описывают состояние общества (иногда реальное, иногда фантастическое будущее), другие любят рассказать о путешественниках, третьи — о человечксих отношениях. Но все это не бывает без конфликтов, без грязи, без скандалов и без убийства.   В своих книгах я, как фрейдист и любитель психоанализа, описываю жизнь мужчин и женщин. Но меня не интересует то, что они делают на работе, как общаются с соседями или с коллегами. Меня интересует, как они умеют любить, что понимают под сексуальностью, какими путями приходят к счастью. А счастливы ли женщина или мужчины, став взрослыми, во многом зависит от детства, от того, что они видела в своей семье, чему их учили родители. Почему женщина ненавидит мужчин, не может найти с ними общего языка и находит радость только в отношениях с женщинами? Найти ответ на этот вопрос можно только разобравшись в ее детском опыте. А мужчина увлекается женщинами исключительно маленького роста и с фигуркой мальчика. И снова понять причину этого можно заглянув в период его детства.   Обо всем этом написаны тысячи психологических трудов, в толстых талмудах психоаналитиков разбираются эти ситуации. Но ведь интереснее прочитать об этом в художественном произведении, особенно если ты не специалист работающий с пациентами, а обычный человек. Именно об этом мои произведения - в художественной форме я рассказываю о судьбах мужчин и женщин, которые не могут понять себя. Начиная анализировать их истории с детства, читатель вместе со мной может проследить за тем, откуда "растут ноги" их проблем. И... примерить это к себе. Может ему всё это поможет разобраться в своих проблемах.

Цензура не имеет права запретить писателю описывать черные стороны жизни. В произведениях запрещены сцены секса с детьми? А как же быть, если автор хочет поднять "больную" тему о том, как нередко подвергаются насилию дети, причем не только на улице, но и в собственной семье. В период СССР было запрещено писать о преступлениях маньяков и серийных убийц, так как по утверждению "свыше" маньяков в стране не было. Но они были. Сокрытие правды не улучшало жизнь граждан. А лишь ограничивало возможности творца, и, отнюдь, не отменяло существование проблемы.

*****

Как же быть? Можно ли обойтись без цензуры? Стоит ли вымарывать из текстов сцены, вызывающие у кого-то недоумение или, того больше, отторжение и неприязнь? Для одних и откровенные эротические сцены в "50-ти оттенках..." сущий пустяк, для других поедание волком бабушки Красной шапочки пример жестокости. Все мы разные. Кто же должен решить, что прилично, а что нет. Кто должен расставлять флажки, за которые автору заходить нельзя? Кто решает являются ли соски на картине порнографией? На мой взгляд, решать эти вопросы должны литературные и художественные критики, а не чиновники "от литературы". Как это случилось с выше названным сборником "Я в Лиссабоне. Не одна", тираж которого был сожжен по решению ОДНОГО такого человека, живущего по принципу "как бы чего не вышло", не смотря на целую серию положительных критических статей, утверждающих, что книга представляет собой эротическую литературу, и нет в ней ничего, что может плохо повлиять на граждан. Как раз наоборот, на фоне графоманского ширпотреба, подобные книги призваны повышать литературный вкус читателей. Писатель может ответить на многие вопросы, поднять "наболевшие" темы, с подробностями и безжалостно рассказав о том, о чем говорить боятся, что принято умалчивать. И эта, порой жесткая, правда многим поможет понять свои собственные проблемы. Да, это может случиться... если не вмешается "цензор от...

статья вышла 19 марта 2021, в блоге Татьяны Росс на сайте Ревизор информационного портала о культуре в России и зарубежом

оригинал статьи:
http://www.rewizor.ru/blogs/blog-pisatelnitsy-tatyany-ross/svoboda-mysli-i-tsenzura-slova/